Л. К. ЧЕРНИЧЕНКО. ИСПЫТАНИЕ МУЖЕСТВА

3 июля эшелон штаба дивизии прибыл на станцию Лупалово. Над Могилевом ревели самолеты. В небе возникали облачки от разрывов зенитных снарядов. Приближались вражеские бомбардировщики. Наши истребители встретили их. Завязался воздушный бой. Охваченные пламенем, падали сбитые самолеты. Фашистским стервятникам не удалось сбросить свои бомбы, и мы благополучно разгрузились. Дивизия получила задачу по организации обороны города Могилева в составе 61-го корпуса.

Отдав необходимые распоряжения об установлении связи с частями дивизии и выводе прибывающих войск на позиции, генерал Романов и я выехали в Могилев. По пути встречались отходящие воины. Вооруженные и безоружные, группами и в одиночку, изнуренные, они шли на восток, многие с марлевыми повязками.

Машина генерала Романова вдруг остановилась.

— Самолеты! — воскликнул шофер Ашарин.

Справа, из-за лесной опушки, показались два «мессерщмитта». Они обстреляли из пулеметов дорогу впереди и скрылись Едем дальше. У облвоенкомата остановились.

В кабинете военкома полковника Воеводина мы застали представителей партийных и советских органов, секретарей горкома И. Л. Хавкина, А. И. Морозова.

Нас обрадовало сообщение Воеводина, что в его распоряжении имеется около десяти тысяч литров горючей жидкости «КС», которую он передает дивизии. Она пригодится для борьбы с немецкими танками.

Ориентируясь по топографической карте, подученной у военкома, мы выехали в 514-й стрелковый полк, которому отводился участок обороны справа.

Фланг полка в районе деревин Полыковичи упирался в реку Днепр. К нему с севера примыкали части 110-й стрелковой дивизии, но они занимали оборону по восточному берегу.

Нас встретили командир полка подполковник Бонич и начальник штаба майор Муравьев. Они доложили, что сосредоточение полка не закончилось, подразделения возводят оборонительные сооружения. Связь со штабом дивизии установлена.

Особо старились укрепить оборону со стороны Белынич и Шклова — наиболее вероятных направлений наступления врага. Майор Муравьев, докладывая обстановку, все время левой рукой механически ловил планшетку, подносил ее к глазам, но она была пуста, и он с досадой опускал ее. Генерал Романов подал ему топографическую карту,

В 10 километрах севернее Могилева на берегу Днепра закрепился 2-й батальон старшего лейтенанта Волчка.

Генерал Романов остался доволен системой обороны на этом участке. Но у себя в блокноте сделал пометку о необходимости усиления батальона огневыми средствами и создания минных заграждений на наиболее опасных участках.

В беседе с генералом старший лейтенант Волчок заявил:

— Слишком нудно сидеть и ждать, когда по тебе ударят, не лучше ли ударить первым.

Михаил Тимофеевич пристально посмотрел на него:

— Понимаю, при случае учтем ваше желание.

Волчок засиял, обрадованный таким обещанием.

Комдив детально разобрал организацию обороны полка и приказал усилить разведку.

Мы возвратились в штаб. В роще было оживление. У палатки из маскировочной ткани собрались связные. Штабные командиры занимались своей работой за раскладными столиками.

Из сорока двух эшелонов нашей дивизии не прибыл только один с хозяйственными подразделениями 514-го стрелкового полка, с которым следовал помощник начальника политотдела по комсомолу политрук Михаил Шорин. Впоследствии мы узнали, что 15 июля они на станции Чаусы вступили в бой с танками врага. Силы были неравными — спастись удалось лишь немногим, в том числе и Шорину. Остальные все подразделения дивизии заняли отведенные им участки обороны и окапывались.

Ночь на командном пункте прошла относительно спокойно. Еще до рассвета генерал и я выехали на участок 388-го полка. Город словно вымер, никакого движения. Только на углах улиц в милицейской и гражданской форме встречались вооруженные пикетчики.

За фабрикой искусственного волокна, по обочинам шоссейной дороги на Бобруйск, стояли замаскированные от воздушной разведки противотанковые пушки. Справа от дороги создавалась полоса укреплений. Тысячи людей в гражданской одежде и военной форме с ломами и лопатами, пилами и топорами в руках сооружали блиндажи и дзоты, рыли окопы, траншеи.

Военный инженер Толмачев доложил, что на всем участке комплекс основных работ по созданию оборонительных сооружений подходит к завершению. Саперный батальон вместе с отрядом заграждений майора Ковалева приступил к устройству противотанковых и противопехотных заграждений в полосе обороны дивизии.

К деревне Тишовке вела полевая дорога, заросшая травой. Вдали виднелись редкие кустарники. На поле были вырыты и хорошо замаскированы окопы и траншеи подразделений 388-го стрелкового полка и огневые позиции 340-го легкоартиллерийского полка.

Полковники Кутепов и Мазалов со своими комиссарами Зобниным и Столяровым встретили нас на участке батальона капитана Гаврюшина. Вместе осмотрели позиции. Генерал остался доволен.

— А чем пехота будет бороться с танками? — спросил он у полковника Кутепова.

— Кроме гранат, никаких средств.

— Пошлите машины в облвоенкомат, получите шесть тысяч бутылок с горючей жидкостью «КС». Обучите личный состав применять их против танков.

Хорошо был подготовлен и участок батальона капитана Абрамова у деревни Буйничи. Этого следовало ожидать. Капитан Абрамов — опытный, обстрелянный командир. Он участвовал в боях на Карельском перешейке.

У деревни Буйничи проходил передний край обороны, где противотанковый ров, смыкаясь с глубокими оврагами, упирался в Днепр. По сторонам бобруйского шоссе высотки были заняты окопавшимися войсками. Танкоопасные места заминированы и определены участки заградительного артиллерийского огня.

У автодорожного моста, справа от шоссе, мы увидели памятник с надписью:

«1812.
Памяти героев.»

11 июля 1812 года на сей позиции Фатово — Салтановка произошел бой русских войск императора Александра I, 7-го корпуса генерал-лейтенанта Раевского с французскими войсками императора Наполеона I под начальством маршала Даву«.

Мы сняли головные уборы, постояли молча.

— Нужно сделать все для того, чтобы каждый боец проникся глубочайшим сознанием исполнения долга перед Родиной и не посрамил священной памяти наших дедов и прадедов сказал Михаил Тимофеевич.

В штабе дивизии нас ожидали командир 747-го стрелкового полка подполковник А. В. Щеглов и комиссар полка батальонный комиссар В. Ф. Кузнецов. От них мы узнали о ходе оборонительных сооружений во втором эшелоне.

Генерал Романов предложил подполковнику Щеглову продумать организацию круговой обороны на случай, если вражеские войска прорвутся в тыл или будут высажены десанты. Было обращено внимание на прикрытие стыков и флангов.

3 июля по приказу генерал-майора Романова были высланы разведывательные отряды на дальние подступы к Могилеву. На минское направление был выслан отряд под командованием старшего лейтенанта Волчка. На бобруйское направление — разведывательный батальон под командованием капитана Метельского.

На топографическую карту были нанесены первые данные о противнике. Уже не по слухам, а по данным разведки. Обобщал их начальник оперативного отдела штаба дивизии майор Катюшин. Стало ясно, что перед нами действуют очень крупные вражеские силы. Они вышли на рубеж реки Березины и передовыми отрядами продвинется к Днепру. Со стороны Бобруйска вели наступление ударные части 24-го, а со стороны Березино — 46-го танковых корпусов.

Утром 4 июли батальон Волчка достиг реки Друть у городского погодка Белыничи. У переправы заняла огневые позиции артиллерийская батарея, огнем которой руководил командир дивизиона капитан Б. Л. Хигрин. Она не входила в состав нашей дивизии. Батарея имела задачу прикрыть своим огнем отходящих. Старший лейтенант Волчок решил закрепиться здесь же и продолжать разведку противника, выслав на минское шоссе дозорных.

В тот же день на командный пункт дивизии на немецком мотоцикле приехал связной сержант Скачко с донесением о том, что в районе Белынич разбита рота гитлеровских автоматчиков.

За мотоциклетной ротой у моста через реку Друть появились вражеские бронетанковые войска. Батарея капитана Хигрина вступила с ними в бой и подбила шесть танков, а саперы взорвали мост. Немцы устремились к мелководью и на танках «морской лев» пытались преодолеть водную преграду. Около десятка танков вышли на восточный берег, но были встречены огнем из противотанковых пушек. Несколько машин бойцы подожгли бутылками с горючей жидкостью «КС».

Бой на реке Друть продолжался 4 и 5 июля. Насмерть стояли артиллеристы. Их командиру Борису Львовичу Хигрину посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Старший лейтенант Волчок и несколько отличившихся бойцов были удостоены высоких правительственных наград.

Дивизионная газета выпустила листовку под заглавием «Жги немецкие танки», в которой рассказывалось о смелых действиях батальона Волчка, а на страницах газеты подробно описывался опыт применения бутылок с горючей жидкостью «КС». В части дивизии были направлены инструкторы политотдела с заданием ознакомить бойцов с листовкой.

Отдельный разведывательный батальон капитана Метельското вступил в бой с передовыми частями противника на реке Друть у деревни Чечевичи.

Метельский прислал топографическую карту, изъятую у убитого немецкого офицера. По карте было установлено, что со стороны Бобруйска наступают части 3-й танковой дивизии.

Первые успехи радовали и волновали бойцов и командиров. Зародилась мысль о создании истребительных отрядов по борьбе с немецкими танками. Было созвано совещание командиров и политработников. Они одобрили идею создания истребительных отрядов. Первый отряд возглавить пожелали многие. Но наш выбор пал на инструктора политотдела А. Я Филимонова, физически сильного, сообразительного и бесстрашного воина.

Вслед за отрядом Филимонова были созданы отряды под командованием лейтенантов Майорова и Балавина.

Конные бойцы-истребители вооружались автоматами и бутылками с горючей смесью. Они совершали налеты в ночное время на пункты сосредоточения немецких войск, поджигали танки, наносили врагу ущерб в живой силе и технике.

4 июля вечером прибыл в штаб дивизии командир корпуса генерал-майор Бакунин. Он хорошо отозвался о наших боевых разведывательных действиях, отчитал за недостаточную связь с корпусной разведкой и усилил нашу дивизию огневыми средствами, придав ей полк корпусной артиллерии.

Предвидя развитие боевых действий на бобруйском направлении, генерал Романов с оперативной группой штаба выехал на командный пункт в район кирпичного завода № 7.

Мне предстояло заняться службой тыла, но из 514-го полка вдруг поступило совершенно неожиданное донесение о том, что якобы в панике отступают некоторые подразделения полка. Пришлось немедленно отправиться туда. У вокзала встретил колонну отходящих красноармейцев. Во главе ее шел бывший инструктор политотдела нашей дивизии Кацубо.

Он предъявил мне приказ по воздушнодесантной бригаде на отход. В числе отступающих не было бойцов 514-го полка. Этому обстоятельству я был весьма рад. Но чтобы окончательно убедиться, что там все в порядке, я поехал на оборонительный участок полка. Начиная от вокзала и дальше на всю глубину обороны, тянулись земляные сооружения, на окраине города в укрытиях размещены орудия, на вторых этажах домов устроены бойницы, на крышах — площадки для пулеметов. За чертой города вырыты глубокий противотанковый ров и окопы полного профиля, все въезды забаррикадированы, установлены минные поля и малозаметные препятствия.

На артиллерийских позициях 493-го гаубичного полка заканчивались работы по усовершенствованию орудийных окопов. Здесь мне встретились комиссары полков Анпилов и Николаев. Они доложили о боевом настроении их частей, и я возвращался в штаб дивизии довольным, что информация о неорганизованном отступлении оказалась ложной.

На следующий день в семнадцати километрах к юго-западу от Могилева, у деревни Новоселки, гитлеровцы высадили воздушный десант. Десантники открыли трескотню из автоматов, видимо, рассчитывая внести панику. Но батальон Волчка вместе с отрядом народного ополчения оцепил и уничтожил их.

Утром 6 июля из Бобруйска в сторону Могилева выступила колонна фашистских войск. Впереди двигались танки, за ними — артиллерия и пехота на бронетранспортерах. Разведбатальон Метельского встретил наступающего врага огнем противотанковой артиллерии. Не достигнув переднего края обороны, вражеские колонны начали развертываться. По приказу командира дивизии на помощь Метельскому подошел батальон Волчка и вступил в бой. Орудийные расчеты подожгли шесть танков врага. Остальные повернули назад, а вслед за ними откатилась и пехота. Артиллерия противника открыла ответный огонь, который корректировался с самолетов. Подразделения Метельского и Волчка отошли на новый рубеж, к реке Лахве. Вражеские войска с боем начали переправу через эту небольшую речушку.

388-й стрелковый полк при поддержке артиллерии контратаковал наступающего противника, нанося ему удары по флангам. Мотопехота была отброшена, а артиллерийские части зажаты в пойме реки. Здесь, на переправах, немцы оставили 16 дивизионных и 15 малокалиберных орудий. Они были захвачены нашими бойцами.

Ожесточенные бои начались на участке 514-го полка. Со стороны городского поселка Белыничи наступала мотодивизия «Рейх». Гитлеровцам удалось прорваться на передний край обороны, но контратакой они были отброшены за реку Лахву.

Весь день вражеская авиация проявляла большую активность. На командный пункт командира дивизии поступило сообщение, что подвергся обстрелу и бомбардировке штаб дивизии. Генерал Романов принял решение перевести его под прикрытие 747-го стрелкового полка в лесную рощу у деревни Затишье.

На участке 747-го полка занял огневые позиции 601-й артиллерийский гаубичный полк, приданный корпусом. Отряды Майорова и Балавина обнаружили у деревни Барколабово немцев, которые вели поиски переправы через Днепр.

Крупные группировки танковых и мотострелковых частей противника были замечены и в населенных пунктах Круглое, Белыничи, Головчино, Новоселки, Вишово, Техтин, Куты, Городище, Вендорож, Досовичи. Это в 20–50 км от Могилева.

Предвидя угрозу на участке обороны 110-й дивизии, Романов выдвинул в район Полыковичи — Пашково полк из войск НКВД, народного ополчения и батальон милиции. Вечером 6 июля в штабе дивизии были подведены итоги боев. Оборона выдержала первые испытания.

8 июля радист Крылов сообщил, что меня вызывает комиссар корпуса Иван Васильевич Воронов. По пути мне не встретилось ни одной машины. Только приблизившись к роще у деревни Константиновки, где располагался штаб корпуса, увидел бойцов, одетых в маскировочные халаты.

Адъютант командира корпуса старший лейтенант Г. А. Никитин провел меня к комиссару. В тяжелой каске Иван Васильевич казался суровым. Через пенсне смотрели зоркие, решительные глаза.

— Ну... вот и встретились на белорусской земле, товарищ полковой комиссар, — сказал он, пожимая мне руку. — Задача нелегкая.

Иван Васильевич вызвал начальника политотдела полкового комиссара Антона Ивановича Турбинина, а затем предложил мне подробно доложить о боевых действиях частей дивизии, моральном состоянии бойцов, связях с местными органами власти. С особым интересом расспрашивал он о боевых действиях разведподразделений Метельского и Волчка и истребительных отрядов.

В заключение Воронов сказал:
— Части вашей дивизии заслуживают большой похвалы, и я полагаю, что многие командиры, политработники и бойцы будут удостоены правительственных наград. По возвращении в штаб поторопитесь с представлением особо отличившихся товарищей к награде. Имена сообщите по телефону. Сегодня, кроме того, вы получите очень важное сообщение и указание.

В палатку вошел генерал-майор Бакунин, и с его приходом как будто бы мы все стали на голову ниже. По своему высокому росту он, пожалуй, во всем корпусе занимал бы место на правом фланге. Крупного телосложения, с волевым лицом, он внушал уважение.

Генерал Бакунин сообщил о том, что 1-я Московская мотострелковая дивизия, применив новые танки Т-34, выдержала атаку, уничтожила около сотни вражеских танков, на двое суток задержала противника. Но со значительными потерями отошла, оставив город Борисов. Командир дивизии Крейзер ранен.

На нашем направлении концентрируются крупные силы врага. 24-й танковый корпус 2-й танковой группы численностью до 700 танков нацелен на Могилев. Таким образом, в ближайшие дни на Днепре ожидаются большие бои.

— Командование корпуса убедилось в боеспособности 172-й дивизии, — продолжил генерал Бакунин. — Вы во что бы то ни стало должны не пропустить гитлеровцев через Днепр. Передайте это генералу Романову. Мы желаем ему и всем вам большой боевой удачи.

В сумерках на командном пункте я встретился с генералом Романовым.

— Мы выдержим натиск, — убежденно заявил он. — У нас штыков достаточно, правда, танков нет, снарядов маловато. Кстати, вы Леонтий Константинович, нажмите на работу тыла, а то есть угроза, что останемся без боеприпасов.

Я предложил Михаилу Тимофеевичу выделить из его резерва отрад для сопровождения транспорта, и он согласился.

9 июля в политотдел дивизии прибыло два батальонных комиссара, направленных из Политического управления Красной Армии. Это были бывшие работники Тульского обкома партии Сучков и Морозов. Они передали письмо начальника Политуправления с требованием любой ценой удерживать город Могилев.

Стало ясно, насколько велика ответственность, возложенная на 172-ю дивизию.

Вражеские войска захватили Быхов и севернее его у деревни Барколабово под прикрытием сильного артиллерийского и минометного огня соорудили переправу через Днепр. Форсировали реку и овладели деревней Сидоровичи, откуда им открылся выход на Могилев, Пропойск (ныне Славгород) и Гомель.

Отдельный разведбатальон Метельского и истребительный отряд Майорова вступили в бой с немецкими механизированными, моторизованными и танковыми частями. Деревня Сидоровичи много раз переходила из рук в руки.

Гитлеровцы, стремясь расширить плацдарм, обрушили на контратакующие подразделения всю свою огневую мощь. Под натиском превосходящих вражеских сил наши подразделения отошли за линию оборонительных рубежей. Части гитлеровцев пытались выйти в тыл Могилевскому гарнизону.

В этой обстановке генерал Романов приказал развернуть 747-й полк фронтом на юго-восток, по линии деревень Вильчицы, Дары, Ново-Любуж.

События на этом участке обороны развивались стремительно. После воздушной бомбардировки противник открыл артиллерийский и минометный огонь. На 747-й полк обрушили огонь бронемеханизированные части. Мощный удар выдержал батальон капитана Соколова, опытного, волевого командира с высокой военной культурой. До войны он возглавлял полковую школу, и его батальон состоял преимущественно из бывших курсантов, многим из которых уже было присвоено звание младших командиров. Батальон понес большие потери, но выиграл бой против превосходящих сил врага.

На следующий день ко мне зашел комиссар 747-го полка Василий Федорович Кузнецов. Я знал его с первых дней формирования дивизии. Он был переведен к нам из Московской Пролетарской дивизии, где до того прошел десятилетнюю службу от рядового солдата до комиссара полка. В Москве он закончил школу лейтенантов, курсы политических работников и курсы «Выстрел». Обладал организаторскими способностями и получив необходимую теоретическую подготовку, он стал замечательным политработником. Своим внешним видом, постоянной опрятностью и подтянутостью служил образцом для многих командиров.

Я заметил, что за первые дни боев на лице Кузнецом появилась несвойственная ему суровость.

— С чем хорошим? — спросил я.

— Да вот, — ответил Кузнецов, — привел политотдельца Полякова. Контужен, но упрямится, не идет в госпиталь. Говорят, нет времени валяться по госпиталям.

— Что поделаешь? Вы тоже, наверное, поступили бы так же?

— Да, пожалуй, — ответил он.

— А как ночь прошла?

— Почти спокойно. Немцы выносили трупы. Хотели утянуть подбитые танки, но мы им не дали. Десятка два стоит на поле боя.

— Потери велики?

— Больше раненых минометным огнем. Жаль Батурова. Убит. Конодо тяжело ранен. Оба были хорошие певцы, любимцы всей дивизии.

На следующий день из боевого охранения сообщили на командный пункт начальника артиллерийской группы, что в деревне Лыново замечено скопление фашистских частей, а захваченные в плен два солдата показали, что немцы готовятся к новому наступлению, которое начнется сразу же после похорон убитых офицеров. Для храбрости немецкое командование распорядилось перед наступлением выдать всем солдатам водки.

— Как вам нравятся эти приготовления, товарищ полковник? — спросил я у начальника артиллерийской группы Якушева.

— Я думаю так, — ответил он, — что, если на этот раз мы на них испробуем тактику внезапного нападения? Пока они будут распивать водку, поминая покойных, накроем их.

Решение полковника я одобрил. Артгруппа открыла беглый огонь. Среди фашистских войск началось смятение. Многие были убиты, а остатки поспешно отошли к деревне Сидоровичи.

В этот же день поступила информация о сосредоточении немецких танков в лесу около деревни Дашковки. Истребительный отряд Филимонова получил задание нанести по ним удар.

В 23 часа 30 минут, минуя минные поля, около сотни всадников поскакали в лес, напали на фашистскую охрану, забросали бутылками броневые машины. Мощные взрывы потрясли землю. Отряд Филимонова с незначительными потерями вскоре возвратился в город.

По всему чувствовалось, что приближаются бои с главными силами врага. На рассвете, 11 июля, гитлеровцы после массированной авиационной бомбардировки и артиллерийского обстрела наших позиций начали танковые атаки. Наша артиллерия встретила их огнем. На всех участках до темноты шел бой.

Немцы бросили много сожженных танков и убитых солдат и офицеров. Для нас это был день трудных испытаний. Однако части дивизии выстояли и продолжали занимать свои прежние позиции. Правда, вражеские войска вплотную приблизились к нашим оборонительным рубежам.

Неблагоприятно сложилась обстановка у соседа справа. Под сильным напором противника был оставлен Шклов. Обнажился правый фланг дивизии. Чтобы прикрыть его, генерал Романов выдвинул из своего резерва батальон пехоты и отдельный артиллерийский дивизион на рубеж Мосток — Днепр — Полыковичи.

Угрожающее положение создалось и на левом фланге по шоссе со стороны Быхова. Нависла угроза окружения. А наша дивизия оказалась отрезанной от баз артиллерийского и продовольственного снабжения. Автомашины с боеприпасами, сопровождаемые отрядом народного ополчения, с трудом, проселочными дорогами, пробирались к городу. Госпитали были переполнены ранеными. Мы лишились возможности эвакуировать их.

Несмотря на огромные трудности, боевой дух Могилевского гарнизона оставался высоким. В подразделениях выпускались «боевые листки», издавались дивизионная газета и листовки, в которых обобщался боевой опыт. Подвиги товарищей вызывали восхищение и желание следовать их примеру. Бойцы и командиры вступали в ряды Коммунистической партии и Ленинского комсомола.

День 12 июля начался воздушной бомбардировкой. На всех участках ждали танковых атак.

Полковники Кутепов и Мазалов вынесли свои наблюдательные пункты на высотки за железнодорожной станцией Буйничи. Отсюда превосходно обозревалось огромное поле и поселок Веккер.

Передовые наблюдатели донесли, что в балке за рощей сосредоточилась большая группа немецких танков.

«Надо опередить врага», — решил полковник Мазалов и обратился к полковнику Кутепову:

— Как, Семен Федорович, твое мнение?

— Можно начинать, — ответил Кутепов.

По команде Мазалова артиллерия открыла сосредоточенный огонь. Наблюдатели докладывали, что снаряды ложатся точно по цели. Загорелось больше десятка танков, но около семидесяти вышли на опушку леса и начали обстреливать позиции полка из орудий и пулеметов. Артиллерия ударила по ним и поразила еще несколько танков. Противотанковые и стрелковые подразделения пока в бой не вступали. Развернувшись, танки врага пошли в наступление.

У железнодорожной насыпи, в мелком кустарнике, притаилась батарея 76-миллиметровых пушек. К ней приближалась группа танков, ведя беспорядочный огонь. Батарея прямой наводкой била по ним в упор. Все реже и реже становилась цепь танков, но они неумолимо приближались к батарее. Одно орудие замолкло. Расчет погиб, но артиллеристы батареи не дрогнули. Они расстреляли еще три танка. Остальные машины свернули к железнодорожной станции. Там они наткнулись на батарею противотанковых пушек младшего лейтенанта Прощалыкина.

Вражеские танки, минуя железнодорожную станцию, приблизились к глубокому противотанковому рву. Здесь они попали под губительный огонь батареи лейтенанта Возгрина. Вышло из строя еще несколько машин. Уцелевшие танки, разделившись на две группы, пошли в обход противотанкового рва. Одна группа пересекла шоссе и направилась к Днепру, где противотанковый ров смыкался с непроходимыми, глубокими и обрывистыми оврагами. Заметив препятствие, гитлеровцы пытались повернуть назад, и в это время на них обрушился удар противотанковых ружей и пушек.

Вторая группа танков наткнулась на минное поле, и большинство из них подорвалось. Несколько танков все же ворвалось на наши оборонительные позиции. Орудийная стрельба с нашей стороны ослабевала. Гитлеровцы, видимо, решили что путь открыт. Стали вводить в бой пехоту. На бобруйском шоссе появилась командирская автомашина и около десятка грузовиков и бронетранспортеров с автоматчиками.

Пулеметная рота лейтенанта Хорошева встретила колонну автомашин кинжальным огнем. Гитлеровцы прыгали с машин и пытались скрыться в лесу. Но немногим удалось уйти. Дорога и опушка леса были усеяны трупами.

Такая же участь постигла пехоту, пытавшуюся пойти в психическую атаку в ротных колоннах. 12 танков по шоссе двинулись к мосту через противотанковый ров. Лейтенант Хорошев выждал, когда головной танк взойдет на заминированный мост, и взорвал его. Батарея лейтенанта Возгрина поразила еще четыре машины. Одному тяжелому танку удалось прорваться к орудию и подавить его, но тут же он и сам вспыхнул. Это сержант Тарасевич швырнул бутылку с горючей жидкостью. Экипаж выскочил на дорогу. Гранаты Тарасевича и меткие пули снайпера Сербиенко настигли убегавших.

Вскоре немцы повторили атаку. На этот раз на бронированных площадках, прицепленных к танкам, следовала пехота. Часть машин наши артиллеристы уничтожили. Но несколько танков достигло окопов нашей пехоты в глубине обороны. Артиллеристы подбили еще три танка, и тогда капитан Гаврюшин поднял батальон в атаку. Вражеская пехота откатилась, а за ней по высокой ржи отошли и танки.

Четырнадцатичасовой бой закончился нашей победой.

С наступлением ночи все смолкло. На той и другой стороне работали лишь похоронные команды, подбирая убитых и раненых.

13 июля повторилось то же, что и в предыдущие дни: авиационная и артиллерийская подготовка, атаки танков.

На участке Пашково — Полыковичи четко и слаженно работали артиллерийские расчеты младшего сержанта Куртукова и ефрейтора Лескова. Сообразительность и мужество проявил старший сержант Андрикевич. Когда орудийный расчет сержанта Сидорчука погиб, он, чтобы спасти орудие, трактором вывез его на новую огневую позицию и оттуда открыл огонь. Дивизион 493-го гаубичного артиллерийского полка тоже вышел на открытые позиции. Самоотверженно сражались артиллеристы батареи лейтенанта Роберта Рихтера. Они отбивали танковую атаку, но на их огневые позиции на транспортерах ворвалась вражеская мотопехота. Лейтенант Рихтер повел бойцов в рукопашную схватку. Сам он был мастером штыкового боя. Заколол более десятка вражеских солдат. Батарея устояла, но ее отважный командир погиб геройской смертью. Оставив на поле боя 18 танков, гитлеровцы бежали.

Танковой атаке на участке обороны 388-го полка у деревень Бутримовка, Бруски, Веккер, Буйничи, Ново-Пашково, Присна предшествовал бой с десантом автоматчиков. Примерно в 7 часов утра со стороны Бобруйска на шоссе, у Салтановки, появилась автомашина ЗИС-5 с солдатами в красноармейской форме. Наш дозорный пытался ее остановить, но был убит. На большой скорости машина заехала в зону обороны. Здесь ее встретили пулеметным огнем. Переодетые фашистские автоматчики были уничтожены. В этом бою пал от вражеской пули капитан Абрамов.

Во второй половине дня враг предпринял психическую атаку. Из ямницких лесов стройными колоннами, с развернутыми знаменами шла пехота.

Полковник Кутепов приказал без его команды огня не открывать. У двенадцати четырехствольных пулеметных установок в боевой готовности застыли бойцы. Минометчики уточнили наводку, подтащили ящики с минами.

Когда вражеские колонны вышли на открытое поле, на них обрушился минометный и пулеметный огонь. Немногим гитлеровцам удалось уйти.

Наступило затишье. Командир полка распорядился осмотреть вражеские танки и пригодные угнать с поля боя, чтобы не дать противнику утянуть их на буксирах. Среди бойцов было немало трактористов и водителей автомашин. Они тщательно осматривали вражескую технику, но выявили только два исправных танка и двадцать восемь мотоциклов.

На участке 747-го полка продолжал бой отряд майора Златоустовского. В деревне Сидоровичи сосредоточилась большая группа вражеской мотопехоты. Отряд, сбив боевое охранение врага, ворвался в деревню. Понеся потери, гитлеровцы поспешно отошли.

Под вечер к штабу подъехала в сопровождении нашего «газика» открытая легковая автомашина, на которой, понурив голову, сидел майор немецкой армии. В сопроводительной записке указывалось: «Сей майор из полка „Великая Германия“ задержан нами у деревни Ново-Любуж. Он следовал по оршанско-гомельскому шоссе в могилевский ресторан, направляю Вам по принадлежности. 13 июля 1941 года. Подполковник А. Щеглов».

Майор недоумевал: по немецким сведениям, Могилев взят еще в начале июля. Он был уверен, что едет по оккупированной территории, — и вдруг пленение.

В тот же день в штаб корпуса мы отправили боевое донесение: «На участке обороны 172-й дивизии после трехдневных боев повсеместно наступило затишье. Отражено 27 танковых атак. Учтено подбитых и сожженных 179 танков и самоходных орудий. Захвачено пригодных два танка, 12 минометов, 25 пулеметов, 600 пленных. Убито не менее четырех тысяч гитлеровцев. Штаб тыла уточняет трофеи. Части отошли на второй оборонительный рубеж и приступили к его укреплению».

В разгар боев в рощу Затишье, где размещался штаб дивизии, прибыли на автомашине четыре военных корреспондента: К. Симонов, П. Белявский, П. Трошкин и Б. Кригер. Они имели задание написать о боевых действиях дивизии и сделать фотоснимки разбитой техники врага, которые можно было бы как свидетельство опубликовать в газете.

Симонов и Трошкин по моему совету ночью выехали на участок обороны 388-го полка. Для сопровождения их был выделен штабной офицер Миронов, а корреспонденты П. Белявский и Е. Кригер остались со мной.

О том, как они знакомились с боевыми делами дивизии и что рассказали на страницах печати, мне не было известно до конца войны. И лишь в 1946 году в Москве, в библиотеке имени Ленина, я с большим волнением прочел в газете «Известия» статьи К. Симонова «Горячий день» (за 19 июля 1941 года) и П. Белявского «Проверка боем» (за 25 июля 1941 года).

Спустя более полутора десятков лет Константин Симонов на основе своих фронтовых записок написал роман «Живые и мертвые».

14 июля командир корпуса генерал Бакунин вызвал к себе командира дивизии и меня для информации. В пути, возле деревни Сухари, наш броневик обстреляли из рощи немецкие автоматчики. Появление их на участке обороны 110-й дивизии нас немало встревожило,

Генерал-майор Бакунин и бригадный комиссар Воронов поздравили нас с успехом в боях. Обычно отличавшийся хладнокровием и выдержкой, на этот раз комкор был взволнован. С нетерпением, несвойственным ему, он выслушал короткую информацию Романова и сообщил, что части 110-й дивизии оставили под давлением немецких войск оборону по Днепру, развернулись фронтом на север и сейчас ведут бои на линии деревень Княжицы — Черневка — Сусловка. Немецкие танковые части подошли к Чаусам.

По данным штаба 13-й армии, такое же положение создалось и на юге. Там вражеские части пробились к Пропойску. Таким образом, 61-й корпус оказался в мешке, который гитлеровские захватчики стремятся завязать, перехватив путь отхода между Чаусами и Пропойском. Части 13-й армии ведут бои на флангах.

Было ясно, что выходить в таких условиях из окружения — значит, потерять основные силы и технику. Поэтому мы пришли к выводу — удерживать Могилев до последнего дыхания. С таким твердым убеждением собрали совещание в штабе дивизии 15 июля. На нем были командиры, комиссары и начальники штабов частей, советские и партийные работники города.

Генерал Романов коротко доложил обстановку и попросил высказать свои соображения о дальнейших действиях.

Многие говорили, что враг не столько опасен перед фронтом, сколько опасен на флангах и в тылу. Происходящие бои подтвердили это. Враг вбивал клинья, расчленяя и окружая наши части, приближался к Днепру, уже слышалась канонада. Вопрос сводился к тому, чтобы продержаться как можно дольше на Днепре, обеспечив выигрыш во времени для сосредоточения наших сил.

Хорошо помню выступление полковника Кутепова:

— Уже поздно отступать, чтобы сохранить силы, — говорил он, — теперь, когда сосед слева в беспорядке отступает, а сосед справа колеблется, нам лучше всего сражаться на месте до последнего. Это придаст решимости колеблющимся и остановит убегающих.

Обобщая высказывания, я напомнил о директиве политического управления любой ценой удерживать Могилев, который превратился в своеобразную крепость, способную сдерживать напор танковых и мотомеханизированных войск и нанести им большой урон.

Все присутствующие пришли к убеждению, что у гарнизона еще достаточно сил для борьбы. Было решено продолжать оборону города. А 16 июля мы узнали, что Ставка Верховного командования отдала директиву командующему 13-й армией генерал-лейтенанту В. Ф. Герасименко: «Могилев под руководством Бакунина сделать Мадридом».

Эта директива как нельзя лучше отражала настроение Могилевского гарнизона. Она воодушевляла на подвиги.

Временное затишье 15 июля прервалось. Одновременно с выброской десанта у деревни Гребенево гитлеровцы начали наступление из Шклова и Быхова. Они ставили перед собой цель отрезать обороняющийся Могилевский гарнизон от других частей 13- й армии. Для этого они стремились закрыть единственный узкий проход на восток между станцией Дары и деревней Ново-Любуж. Тем самым они создали бы два кольца окружения.

А события развивались так. После кровопролитных боев между деревней Мосток и Днепром резервные подразделения командира дивизии — отдельный артдивизион и батальон пехоты — с боями отошли к деревне Ново-Любуж и закрепились.

С юга немцы начали сильную атаку на деревни Вильчицы, Гребенево и станцию Луполово.

747-й полк многократно контратаковал противника. Деревня Гребенево и совхоз «Вейно» несколько раз переходили из рук в руки.

17 июля под давлением превосходящих сил противника полк отошел на новый оборонительный рубеж у деревни Затишье.

Над участком обороны появились двухфюзеляжные самолеты «фокке-вульфы», которые бойцы прозвали «рамами», и когда они удалились, немедленно начался артиллерийский налет на деревни Гребенево и Затишье. Небольшие группы танков прорвались в глубину обороны и приближались к роще у деревни Затишье.

Разведка установила, что гитлеровцы сосредоточили крупные свежие силы: 10-ю моторизованную дивизию, дивизию СС «Рейх» и полк «Великая Германия».

Утром 17 июля, после ожесточенного воздушного налета и артиллерийского обстрела, гитлеровцы начали наступление и на участке 388-го полка. Но многократные атаки были отбиты.

Вечером противник атаковал сводный полк со стороны деревни Княжицы и потеснил две роты 1-го батальона у деревни Жуково. Контратакой полка при поддержке артиллерии враг был выбит из деревни Застенок.

19 июля враг снова атаковал сводный полк и занял деревни Гаи и Застенок, потеряв при этом 20 танков. Однако ночью внезапной атакой полк выбил гитлеровцев из этих деревень. Было убито около 500 немецких солдат и офицеров и 30 взято в плен, сожжено 10 танков и самоходных орудий.

20 июля противник возобновил атаки. Понеся большие потери, полк отошел к деревне Ясное, оставив Гаи и Казимировку.

Не менее сильную атаку враг предпринял в этот день на участке 388-го полка, занял деревни Веккер, Буйничи, Тишовку. Резервным батальоном командира дивизии гитлеровцы были остановлены у перекрестка железной и большой грунтовой дорог у пригородных деревень Тишовка и Бурковщина, а затем были выбиты из деревень Бутримовка, Тишовка, Буйничи.

Утром 21 июля, не считаясь с потерями, враг снова занял ЦП деревни. 388-й полк, обескровленный за три дня непрерывных боев, не мог контратаковать. Во всех частях дивизии остро ощущался недостаток патронов и снарядов.

Непрерывные ожесточенные бои шли на участке 747-го полка. Немцы атаковали и захватили деревню Холмы. Понеся большие потери, батальон 110-й дивизии 22 июля отошел к Луполовской машинно-тракторной станции и присоединился к нашей дивизии. Батальон возглавляли начальник политотдела корпуса полковой комиссар Турбинин и начальник оперативного отдела штаба корпуса полковник Фурин.

Батальон 747-го полка капитана Соколова был окружен в лесах деревни Малая Боровка. В двухдневных непрерывных боях почти все воины батальона погибли.

В начале июля из Москвы в Могилев прибыла группа работников Наркомата госбезопасности во главе с капитаном В. И. Пудиным. Эта группа выполняла особое поручение. В ее распоряжении были средства связи. Когда дивизия оказалась в полном окружении и оторванной от внешнего мира, мы воспользовались их рацией.

Во второй половине дня 22 июля в штаб дивизии прибыл работник госбезопасности Чернышев с запросом из Ставки Верховного командования: кто удерживает город Могилев и в чем нуждаются обороняющиеся?

Генерал Романов заявил, что нужны боеприпасы. Вскоре мы получили ответ: ночью выложить костры на Луполовском аэродроме и ожидать прибытия транспортных самолетов. Но случилось так, что в этот день батальон старшего лейтенанта Сибирякова, оборонявший предместье Могилева, был оттеснен гитлеровцами, и аэродром перешел в их руки.

Генерал Романов приказал командиру 747-го полка Щеглову в критическом случае отойти в город, а дивизионному инженеру подготовить мост ко взрыву. Однако полк не смог пробиться к днепровскому мосту.

Пьяные фашистские головорезы пытались через мост ворваться в город. Командование дивизии перебросило на этот участок батальон войск НКВД, батальон народного ополчения, резервную роту лейтенанта Степченкова, пулеметную роту Хорошева, артиллерийский дивизион Дерганова и минометную роту из отряда Филимонова.

Гитлеровцы вплотную подошли к мосту, но получили отпор. Борьба за переправу приняла ожесточенный характер. Направив главное усилие на овладение мостом, противник ослабил нажим на полк Щеглова, который немедленно перешел в контратаку, наноси удары с фланга и тыла. Гитлеровцы отступили к аэродрому и там закрепились.

С наступлением темноты бой затих. В 12 часов ночи над городом появились наши транспортные самолеты и стали описывать круги. Сигнальные огни не были зажжены. Самолеты сбросили контейнеры с боеприпасами, которые попали в расположение вражеских войск. 747-й полк завязал ночной бой, улучшил свои позиции и отстоял боеприпасы.

Утром начались бои на окраинах города. По Могилеву гитлеровцы вели артиллерийский огонь. Однако наступающие мотомехчасти противника не имели успеха. Они наткнулись на новую полосу укреплений.

Генерала Романова пригласили для переговоров с Москвой.

Маршал Советского Союза Шапошников спросил:

— Что произошло на Луполовском аэродроме, почему не были выложены костры?

Михаил Тимофеевич объяснил, что весь день шли бои, к вечеру враг захватил аэродром.

На следующую ночь были сброшены боеприпасы недалеко от фабрики искусственного волокна и кирпичного завода.

24 июля сторожевые посты пропустили три немецкие автомашины, следовавшие по минскому шоссе, а боевое охранение задержало их. Схватка была короткой. Несколько гитлеровцев убито и захвачен в плен штабной офицер. При нем оказалась топографическая карта, по ней было видно, что вражеские войска овладели Смоленском и подошли к Вязьме и Ельне. В захваченных машинах оказалось много наградных знаков, несколько знамен и различных подарков. Как показал пленный офицер, эти награды предназначались для тех, кто с победным маршем пройдет по Москве.

Захват нами штабных машин послужил поводом для нового наступления гитлеровцев, которое в этот день началось необычно рано.

Танковая колонна прорвалась на участке сводного полка и продвигалась с северо-запада на город. Напоровшись на минные заграждения, много танков подорвалось. Но врагу удалось занять детскую коммуну № 2 и Городщину, а к вечеру подойти к станции Могилев-Товарная.

В ночь на 25 июля большая вражеская группа захватила предместье Карабановку, к северу от вокзала. Контратака сводного полка успеха не имела.

На южную окраину, к фабрике искусственного волокна и кожевенному заводу, отошел 388-й полк.

По восточному берегу Днепра 747-й полк еще некоторое время удерживал предместье Луполово, а затем вместе с остатками 601-го артиллерийского полка отошел к деревне Сухари. Там соединился с частями 110-й дивизии и пробивался из окружения под командованием командира корпуса Бакунина.

Перед вечером 25 июля немцы внезапно прекратили огонь. Наступила тишина. Она оказалась загадочной и странной. Мы насторожились и прислушивались в ожидании новой опасности. В скором времени загадка разрешилась.

В сопровождении группы наших бойцов к штабу подошли два гитлеровских офицера с белыми нарукавниками. Они были без оружия. Мне и начальнику особого отдела Г. А. Фефилову пришлось принимать этих парламентеров.

Белокурый, лет двадцати семи, баварец заявил:

— Мы пришель вам предложить капитуляцион.

— А вы сами не желаете капитулировать? — спросил я у него.

— Нет! Зачем! Мы желайт победа. Вам сопротивление безнадежно. Смотри наш техник.

При этом парламентеры достали из полевых сумок альбомы с фотографиями гитлеровских танков, пушек, самолетов и положили на стол.

— Вы что, на базар пришли со своей техникой? — возмутился я и резким движением руки отбросил альбомы. — Мы били вас с вашей техникой и будем бить. А если хотите убедиться, можете посмотреть целое кладбище.

— Мы вам хотим лючше. Не надо больше проливайт кроф.

— Зачем же вы тогда пришли на нашу землю?

— Нас послал фюрер, мы принес вам освобождение.

Меня поразила слепота этих людей.

— Оберст велел сказайт, чтобы вы возвратили наши штабные машины. Мы знайт, куда есть ваш штаб, и если вы не сложите оружие и не возвратите машины, то через полчаса он будет из пушки расстрельвайт ваш штаб.

— Вот это — практический разговор. Скажите вашему оберсту, что мы предпочитаем победу. А ваши машины с железными крестами возвратим лишь при условии, что вы не выпустите ни одного снаряда по городу.

— У нас нет на это полномочий! — заявили парламентеры.

Дальнейший разговор был бесполезен. Мы выдали им по железному кресту в знак подтверждения, что их машины с крестами находятся у нас, и отпустили.

Прошло полчаса. Фашисты были пунктуальны — несколько снарядов врезалось в здание школы, в котором находился наш штаб.

Зашаталось, задвигалось здание, рухнул левый угол. Но в то же время потрясающие взрывы донеслись с окраины города. Артиллерийская группа полковника Соловьева ответила огнем по вражеским батареям.

Истребительный отряд Филимонова вел минометный огонь по врагу через Днепр. Северо-западная окраина города была охвачена пожаром.

Вечером в бомбоубежище, где находился штаб, было многолюдно и шумно. Сюда в последний раз собрались руководители Могилевской обороны, командиры, комиссары и начальники штабов, начальник оперативного отдела штаба корпуса полковник Фурин и начальник политотдела корпуса полковой комиссар Турбинин.

Я зашел к генералу. Романов сидел, склонясь над топографической картой. На столе лежал короткий приказ из Генштаба на отход. Он был получен по закрытой связи через капитана госбезопасности В. И. Пудина. Романов готовился к совещанию, обдумывая план выхода из окружения.

Михаил Тимофеевич поднял голову. На его лице была усталость.

— Читай, комиссар! — скосив глаза на листочек бумаги, сказал генерал.

К генералу Романову входили командиры. В углу слабо освещенной комнаты был накрыт стол. На нем лежала незатейливая солдатская закуска. Позвонил начальник 4-го отделения штаба дивизии капитан Красногоров и доложил, что немцы уже у штаба тыла, спрашивал, как быть со штабной документацией и полевой кассой.

— Сжечь!

Совещание начал Романов.

— Гитлеровцы овладели Смоленском и подошли к Ельне, угрожают и Вязьме, — сказал он. — Части, обороняющие Могилев, находятся в глубоком тылу врага, лишены возможности получить поддержку людьми и боеприпасами. В интересах сохранения оставшихся сил отдан приказ об отходе. Встает вопрос, как выйти из окружения? Прошу, товарищи, высказать свое мнение.

В кабинете наступила удручающая тишина.

Глухие, сдержанные стоны, доносившиеся из коридора, напоминали о раненых.

Командиры склонили головы. Отход. Возможен ли он теперь? Как унести раненых?

Вот начальник артиллерии полковник Федор Иванович Соловьев, коммунист ленинского призыва, он прошел большую школу гражданской войны в конной армии Будённого. Он вложил душу и знания в Могилевскую оборону, о которую разбивались мощные атаки противника. Разве он может примириться с тем, что ему придется бросить орудия? Он готов на руках выносить их через реки и болота.

Такой же решимостью охвачен и полковник Иван Сергеевич Мазалов.

— Мы пробьемся из окружения! — твердо произнес Мазалов.

— Могилевская оборона сыграла свою роль, — сказал полковник Кутепов, — дальнейшее сопротивление потеряло значение, гарнизон обречен. Выход из окружения боем нанесет еще один удар по фашистам.

Генерал Романов предложил план отхода.

Полку Кутепова поручалось составить две ударные группы, поддерживаемые легкой артиллерией полка Мазалова.

За ними должны следовать тыловые части и раненые, способные передвигаться.

Сводному полку под командованием майора Катюшина поручалось вести уличные бои, чтобы прикрыть отход дивизий и взорвать деревянный мост через Днепр.

Отягощающие обозы и имущество было приказано уничтожить.

Выход был назначен в ночь на 26 июля.

Наступила непроницаемая темнота. На окраинах окруженного города горели деревянные дома. Время приближалось к двенадцати.

Колонны вышли на участок 388-го полка. Здесь было тихо. Полковника Кутепова и начальника штаба капитана Плотникова, получивших приказ возглавить ударную группу, на месте не оказалось. Вместо блиндажа, где находился их командный пункт, мы нашли глубокую воронку. Уполномоченный особого отдела дивизии доложил, что полковник Кутепов и капитан Плотников при возвращении с совещания в полк были убиты фашистами, переодетыми в красноармейскую форму. Когда части дивизии вышли на исходный рубеж, оказалось, что полк не был подготовлен для выполнения задачи.

Ударную группу генерал Романов поручил возглавить командиру 340-го артполка полковнику Мазалову и его начальнику штаба капитану Антоневичу

Немцев наше выступление застало врасплох, и мы прорвались к тишовской роще. Но здесь нас осветили прожекторы, враг открыл яростный артиллерийский и минометный огонь. Мы несли большие потери, но пути назад не было.

Рядом со мной громыхнуло, опрокинуло меня, оглушило и обдало липкой грязью. Казалось, что я куда-то проваливаюсь... Когда пришел в сознание, страшно захотелось пить. Я пополз в росистую рожь. Там нагнал залегших товарищей. Сквозь туман блеснули вспышки орудия. Оно стояло у обочины дороги и било по нашей автоколонне. «Надо его заставить замолчать», — пронеслось в голове.

— Вперед! — кричу не своим голосом.

В несколько прыжков бойцы накрыли орудийный расчет. Пушка замолчала. Но в этот миг справа из двухэтажного дома застрочил пулемет, и меня больно хлестнуло по ноге.

Развернув индивидуальный пакет, я начал забинтовывать голень правой ноги. А бойцы открыли огонь из вражеского орудия по фашистам, засевшим в здании.

У кирпичного сарая остановилась наша санитарная машина. Я, прихрамывая, подошел к ней. В машине лежал Михаил Тимофеевич. Он был тяжело ранен, посмотрел на меня затуманенным взглядом и тихо проговорил:

— Кажется, вышли. Ведите, комиссар! Мне плохо.

Я не видел больше полкового комиссара Турбинина, работников политотдела и штабных командиров, не оказалось всегда находившегося рядом со мной шофера Алеши Ашарина и многих других боевых товарищей. Из политотдела со мной был рядом инструктор информации Павел Николаев, получивший серьезное ранение в ногу, и комиссар 493-го гаубичного полка батальонный комиссар Анпилов.

Остановились в тишовской роще на поляне. Пока сносили раненых, устроили привал. Младший политрук 340-го легкоартиллерийского полка Лучинский, сидя в кругу боевых друзей под сосенкой, рассказывал:

— Когда мы пробивались к Тишовке, на левой обочине дороги наша танкетка подавила пулеметное гнездо и быстро мчалась на шоссе, но попала под артиллерийский обстрел. Она вздыбилась и заглохла. Мы бросились к ней, быстро открыли дверцу — на сиденье, будто уснувший, полковник Мазалов. Вместо ног — клочья, с правого виска сочится кровь, в расслабленной руке — пистолет. Водителя совсем изуродовало.

Среди бойцов, вышедших из города, были люди в военной, гражданской и смешанной одежде. Было много раненых. Врач Тищенко тут же оперировал их. Тяжелых оставляли в деревнях. Все здоровые бойцы и командиры начали делать завалы на просеках, на опушке леса вырыли артиллерийские окопы и замаскировали орудия, четырехствольные пулеметные установки расставили в лесной роще. На лесном участке заняли круговую оборону. Многие остались без оружия.

К нам на лошади прискакал крестьянин и сообщил, что на проселочной дороге на Бобруйск фашисты ведут под усиленным конвоем колонну военнопленных. Завязали бой. Часть конвоя была уничтожена. Более четырехсот военнопленных было освобождено. В качестве трофеев нам достались открытая легковая автомашина и вражеское оружие.

Генерал Романов был рядом со мной. Состояние его ухудшалось. Временами он впадал в забытье.

Немцы рвались к поляне. Нужно было принимать решение. Жестом я позвал к себе товарищей из особого отдела и показал им на генерала. Они поняли — надо унести его. Подхватили генерала на руки и скрылись в густых зарослях.

С наступлением темноты нам удалось оторваться от врага.

Из города долго еще доносилась пулеметная трескотня.

Солдатами были все / сост.. И. И. Гаврилов, Н. А. Толстик // 2 изд. доп. и исправл. — Минск: Беларусь, 1972. — С. 133–158.