Ларионов А. П. Первый бой
Рота, которой я командовал, входила в состав батальона старшего лейтенанта Александра Павловича Волчка. 27 июня наш воинский эшелон прибыл на станцию «Коммунары». Здесь впервые подверглись воздушной бомбардировке. В 18 часов три вражеских самолета сбросили бомбы на эту небольшую станцию, но по счастливой случайности ни одна из них не причинила нам ни малейшего ущерба. При взрыве бомб на складе минеральных удобрений в воздух поднялось густое облако пыли, которое буквально закрыло всю станцию. Видимо, это и помешало гитлеровским летчикам прицельно сбросить бомбы при повторном заходе.
На следующий день, в 8 часов утра, мы разгружались на станции Луполово. Вражеские стервятники и здесь несколько раз порывались бомбить нас, но их отгоняли зенитки и истребители. Оказалось, что и районе станции уже обосновался полк зенитной артиллерии нашего 61-го корпуса и 313-й полк штурмовой авиации. Они то и прикрывали выгрузку прибывающих войск.
Нас встретил начальник штаба полка Муравьев. Он поставил задачу батальону занять оборону в урочище Любуж, в через два дня, 30 нюня, моей роте было приказано начать разведку противника на бобруйском направлении, Для этого ее усилили — придали пулеметный взвод, две противотанковые пушки и два полковых орудия. В наше распоряжение было предоставлено шесть автомашин марки ЗИС-5. На атом транспорте нельзя было перебросить всю роту за один рейс, половину людей оставили у деревни Селец под командованием политрука (фамилию не помню; до призыва в армию он работал директором Белевского сушильного завода), а с остальными бойцами и двумя противотанковыми пушками 1 июля мы направились по Бобруйскому шоссе.
В 10–11 километрах за селом Чечевичи нашему боевому охранению встретились красноармейцы, которые сообщили, что уходят от преследования немцев. И действительно, со стороны Бобруйска нарастал шум моторов. Занимаем оборону по правую сторону дороги на опушке леса, взяв под артиллерийский и пулеметный обстрел Бобруйское шоссе. Машины отправил, чтобы перебросить сюда же оставленных в Сельце бойцов роты. Одновременно послал донесение командиру батальона.
Во второй половине дня показались вражеские мотоциклисты, за ними с интервалами 100–450 метров двигались танки.
Подпустив мотоциклистов как можно ближе, мы встретили их пулеметным огнем. Меткими очередями помощника командира пулеметного взвода Федченко были поражены три мотоцикла, а десятка два развернулись и с обочины дороги открыли стрельбу из автоматов. Стрельба была бесприцельная и не причиняла нам никакого урона.
К тому месту, где были подбиты мотоциклы, приблизился танк. Орудийный расчет Михаила Зубкова поразил его первым же бронебойным снарядом. Танкист выпрыгнул через люк и тут же залег. Подошел второй, а за ним третий танки. Наши артиллеристы подбили и их. На шоссе образовалась пробка, но следующий за ними танк, скрываясь за подбитыми, прицельным выстрелом поразил наше орудие, находившееся у обочины шоссе.
Второе орудие, замаскированное на опушке рощи, выжидало удобного момента. Гитлеровские танкисты тоже не стреляли, видимо, отыскивая новую цель.
Вслед за танками на автомашинах прибыла вражеская мотопехота и начала рассредоточиваться вправо от шоссейной дороги. Вдали над Бобруйским шоссе поднялось облако пыли и доносился мощный гул. Ясно было, что приближалась танковая колонна, а рота встретила лишь боевое охранение войск, рвущихся к Могилеву.
Подошла остальная часть нашей роты с двумя полковыми орудиями. Наблюдатели доложили, что по ржи нас обходят мотоциклисты. Правой стороной шоссе я отвел роту через деревню Чечевичи за реку Друть. На левом берегу закрепились. Здесь вместе с нами занял оборону 174-й отдельный противотанковый дивизион нашей дивизии. Саперы готовили мост ко взрыву. Начальник отряда заграждений майор Ковалев сообщил, что танкоопасные места и подходы к мосту заминированы. Кроваво-красное солнце клонилось к лесу. Хотя рев моторов не утихал, но появились лишь мотоциклисты. На мост они не рискнули сунуться, а стали слева и справа искать переправу. Чтобы не выдать себя, мы не открывали огонь. Через некоторое время показались два танка. Первый с ходу влетел на мост — раздался сильный взрыв, и он вместе с мостом рухнул в воду. Второй попытался развернуться, но был подбит из орудия. Колонна мотоциклистов направилась на Быхов. Связной, возвратившийся от командира батальона, привез приказание оборонять рубеж по реке Друть и продолжать разведку. Два дня небольшие группы вражеских войск подходили ко взорванному мосту и возвращались назад. 4 июля гитлеровцы подтянули свою артиллерию и начали массированный обстрел занятых нами оборонительных позиций. Снаряды буквально вспахивали левобережье.
Под давлением превосходящих сил противника мы отступили на новый рубеж у деревень Досовичи — Красница. Тут по реке Лахва проходил передний край обороны. Сюда были выдвинуты подразделения 388-го стрелкового полка.
Под вечер у реки Лахва завязался ожесточенный бой с вражескими танками и мотопехотой. Обе стороны несли большие потери. Под прикрытием артиллерийского огня рота отошла к деревне Селец и заняла позиции в ранее подготовленных окопах. Нам отводился участок влево от шоссейной дороги по реке Днепр.
С этого дня и до 8 июля включительно мы непрерывно вели бои. Противнику иногда удавалось прорваться к деревням Салтановка и Селец, но каждый раз мы его отбрасывали на исходные позиции. Когда гитлеровцы форсировали Днепр у Быхова и нависла угроза окружения нашей дивизии с юго-востока, роту перебросили на участок обороны 747-го полка. Мне было поручено взять под контроль в районе совхоза «Вейно» дороги Могилев — Чаусы и Могилев — Пропойск (Славгород). Прежний наш участок обороны передали народным ополченцам, войскам НКВД и милиции.
С 11 июля враг повсеместно перешел в наступление. Бой не прекращался три дня. Наши войска устояли, хотя и понесли большие потери, особенно 388-й полк. 19 июля мою роту передали 388-му полку, и она заняла позиции у деревни Титовка, в районе горелого кладбища. Здесь мы прочно до 24 июля удерживали дорогу на деревню Голынец. В последний день я был тяжело ранен осколком снаряда. В бессознательном состоянии меня доставили в госпиталь.
Врач Владимир Петрович Кузнецов много сделал для того, чтобы в условиях фашистской оккупации поставить меня на ноги. Через восемь месяцев я окреп и ушел в 121-й партизанский отряд. Там продолжал бороться с фашистскими захватчиками до освобождения Белоруссии.
Прошло почти двадцать пять лет, мои перебитые ноги и руки срослись, пять осколков из восьми пробились наружу, но три сидят в моем теле до сих пор.
Солдатами были все / Обществ. редколлегия: В.А. Греков [и др.] ; Сост. И.И. Гаврилов, И.С. Мигулин, И.Ф. Степанцов [и др.]. — Минск : Беларусь, 1968. — С. 88–91.
